«Отпустите мне грехи мои, святой отец. И не удивляйтесь, что мне такому раздолбаю всего двадцать два, и с последнего отпущения у меня накопилось одно рукоприкладство примененное в целях самообороны, без смертоубийства и одно вожделение. Не-не, что вы! Девушки здесь реально обалдеть! Просто я каюсь часто. Но совсем не ваше дело знать, зачем мне это. Надо, значит надо. Короче два пункта»
— Отпустите мне грехи мои, отче, ибо грешен я. Сегодня… ля-ля-ля… А третьего дня, ой мамочки!... А! Вот еще! «Ну, да. Дело молодое — нехитрое. Но я искренне сожалею и больше не буду… Угу. Меньше не буду тоже».
Треф еще недолго посидел на скамье, слушая проповедь. Выходить на улицы до заката нет никакого смысла. Что примечательно расписание дня (точнее, ночи) у него ровно такое же, как и у тех, на кого он охотится, с той лишь разницей, что его жертвы заметно реже хаживают в церковь. Хотя вот по части богословия могут сделать в легкую практически любого клирика. Проверял.
Орган играл до самого темна и Треф за неимением иной музыкальной программы, которая бы конструктивно и благотворно действовала на его магический уровень, слушал то, что есть, а заодно повторял ходатайство и коротал время.
Ощутив наступление темноты, он покинул костел и потопал вдоль стремительно обезлюдивающей по причине удаленности от центра улицы. 5, 7, 9, здесь оставил «маяк», пусто, а напротив? «Интересно, где сегодня носит Вини?» 8, 10, «О-па!», «В переулок!»
«Снизойди до чад своих!»
«Не-ет, тварь!» Треф опасно улыбнулся, буквально кожей ощутив жертву: «Осени святостью свей и наполни меня светом твоим!» Он перешел на бег, различая мельтешение боковым зрением, но зная, что жертва пока впереди него, а по бокам только лишь следы и ее тени.